До конца смены оставалось полчаса. Я быстро закрепил заготовку и включил подачу. Станок плавно подвёл резец к вращающейся болванке, мягко вошёл в металл, отбрасывая в сторону тоненькую струйку сверкающей стружки. У меня было пять минут свободного времени, и я отошёл в сторону, чтобы поболтать о том, о сём с Михалычем.
Станки на нашем заводе были допотопные, поэтому здесь всё ещё не могли обойтись без людей. Все остальные предприятия давно уже перешли на прямое изготовление деталей. В чём заключался этот процесс, я не имел ни малейшего представления, знал только, что любая мелочь делалась без механической обработки. Конечно, этим методом пользовались уже не первое десятилетие, особенно в секретных лабораториях, а вот настоящей массовости удалось добиться только в конце прошлого века.
И наш завод был единственным исключением из правил. Лет тридцать назад его даже хотели закрыть — плохая, мол, техника безопасности, низкая производительность труда и прочее. А потом оставили в покое, сделали из него своего рода работающий музей. «Завод прошлого века» называется. Выпускаем детали для музейных и коллекционных экспонатов — кто-то же должен этим заниматься. Кроме того, посетители…
— Эй, дамочка! А где ваш шлем? — я выразительно постучал себя по голове.— Смотрите, упадёт что-нибудь на голову — будет очень больно. Ах, вы застрахованы?! А всё равно будет больно. И ещё как!
Женщина только хихикнула и тряхнула своей рыжей гривой. Понимаю, не хочет помять свою причёску. Ну что с такими делать — словом их не проймёшь, а технику безопасности надо соблюдать. Выглядит это, конечно, театрально, но что поделаешь…
Не успела она отвернуться, как мне на голову свалился здоровенный кусок штукатурки. Ударившись о шлем, штукатурка разлетелась белыми брызгами в разные стороны. Кусочек был, пожалуй, весом с килограмм. Надеюсь, хоть это на неё подействует.
— Ну, что я вам говорил! А вы мне не верили,— как ни в чём не бывало обратился я к посетительнице,— завод у нас старый, случиться может всякое. Да вас, ведь, и на входе предупреждали…
Но та уже выхватила каску из рук экскурсовода и быстро натянула себе на голову. Давно бы так. Случись с ней что, спросят с начальника цеха, а он-то тут при чём? За глупость посетителей почему-то всегда мы должны отдуваться, вот и приходится следить за этой пёстрой толпой, вооружённой дешёвыми цифровыми камерами — чтоб в станок не залезли или ещё какую-нибудь глупость не сморозили. Древние машины не различают, где человек, а где металл. Вжикнет по рукам и…
— Ну и везучий же ты,— с хитрецой сказал Михалыч,— открой секрет, как это тебе удаётся?
— Что именно? — переспросил я недоумённо.
— Вот эти фокусы со штукатуркой. И прошлый раз — с куском кирпича.
— Можно подумать, на тебя ничего не падает,— возмутился я.
— Падать-то падает, но чтобы вот так — как нельзя кстати, такого со мной ещё не случалось.
— Михалыч, ты умеешь хранить тайны? — спросил я его зловеще.
— Угу.
— Так вот, я на самом деле не совсем обычный человек.
— А кто же ты?
— Я — феномен природы!
— Скажешь тоже — феномен…
— Вот, смотри,— я вынул из кармана монету,— сейчас будет «орёл»!
Я подбросил монетку в воздух, она упала на бетонный пол, звеня и подпрыгивая сделала несколько кругов и, наконец, угомонилась. Монета лежала «решкой» вверх. Я повторил побрасывание ещё семь раз — с тем же результатом. Каждый раз вместо «орла» выпадала «решка»! Михалыч с огромным интересом смотрел на мои фокусы, ожидая какого-то подвоха. Но тут я сменил установку:
— Сейчас выпадет «решка»,— сказал я сам себе. И тут же монета, словно под воздействием неведомой силы, упала «орлом» вверх.
— Теперь тебе понятно? — спросил я приятеля.
— Вообще-то не очень,— честно сознался Михалыч.
— Ты правильно подметил, когда сказал, что я — везучий человек. Но моя везучесть, к сожалению, со знаком «минус».
— А штукатурка? Причём тут она? — всё ещё недоумевал Михалыч.
— Я убеждал эту дамочку, что она может схлопотать по голове! И в итоге сам получил по чайнику! Теперь-то ясно?
— Ага. Что ж тут неясного — выходит, невезучий ты человек!
— Выходит, что так,— согласился с ним я, возвращаясь к своему станку. Иногда мне и не такое приходилось выдумывать.
Экскурсия, зафиксировав все тонкости грубой обработки металла, пошла дальше, а я вынул готовую деталь из патрона и воткнул в него новую заготовку. Ещё пять минут на праздные разговоры с Михалычем. Если бы здесь плохо платили — все давно бы ушли отсюда на другие заводы. Но платят прилично — каждый из нас получает как высококвалифицированный рабочий плюс работник национального музея. Иногда для высокой публики мы разыгрываем занятные спектакли. В прошлый раз, например, изображали стачку для выпускников Международного Политического Университета. Многие президенты стран прошли через это заведение, вот мы и старались вовсю. Наорались по уши, плакатами махали и штрейкбрехеров по всем цехам гоняли, потом потасовку с полицейскими устроили, не настоящую, разумеется, но всё равно было очень весело.
Я заметил, что Михалыч меня не слушает. Он уже с минуту смотрел на что-то за моей спиной. Я повернулся и увидел горящую сигнальную лампу. Ну, вот и всё! На сегодня отработали. Не сговариваясь, мы с Михалычем молча выключили станки и пошли к выходу. Надо успеть, пока не началась всеобщая паника. Боковым зрением я уловил, как к энергоузлу нашей бригады прошелестела аварийная группа в серебристых костюмах. Начали выключаться другие станки, остальные рабочие тоже направились к выходу из цеха.
Уже на полпути к раздевалке, в сереньких коридорах с нержавеющим полом, нас настигло официальное сообщение дирекции. Старые динамики хрипели на весь завод: «Авария энергетического узла! Возможность взрыва в ближайшие двадцать минут! Всем срочно покинуть завод! Эпицентр взрыва — восьмой цех! Рассчётный радиус взрыва — пять километров!»
Ого! Мало не покажется. Мы направились прямо к стоянке, там уже вовсю хлопали дверцы, и машины одна за другой взмывали в воздух. Я тоже сначала поддался общему чувству — удирать пока не поздно. Но так неохота было бросать свои вещи, что махнув Михалычу рукой, я развернулся и мелкой трусцой побежал назад, в раздевалку. Народу там толкалось всё ещё очень много. Очевидно, не только я дорожил своей одеждой. К тому же, при нынешней технике, чтобы улететь отсюда, хватило бы и одной минуты.
Энергетический блок — самое уязвимое место любого завода. Взрыв его сродни ядерному, и, хотя утверждают, что вероятность равна практически нулю, иногда срабатывает аварийная сигнализация. И мы улепётываем изо всех сил домой, а на следующий день снова возвращаемся на рабочее место. Ложная тревога, поломка была ликвидирована, а кто-то не досчитался своих новеньких ботинок, брошенных во время бегства. Может, сегодня опять всё повторится. А, может, действительно будет взрыв.
Я протолкался к своей кабинке и открыл дверцу. Ну вот, брюки уже пропали. Не успеешь ахнуть — всё стянут. Народ суетился вовсю — кто-то хватал свои вещи и выбегал из раздевалки, кто-то прямо здесь же переодевался, пару смельчаков даже залезли в душ. Моих брюк нигде не было видно — вот ведь досада. Я их совсем недавно купил и даже поносить толком не успел.
— Лёха! Тут Стёпа случайно твои штаны натянул,— раздалось вдруг за моей спиной. Вся толпа мгновенно загоготала. Шутка была не новой, но народ её очень любил. Началось всё с того, что Стёпа однажды надел мою шапку. А у него голова раза в два больше моей, вобщем, было невероятно смешно. Теперь очередь дошла и до брюк.
— Извини, братан, я не разглядел,— добродушно пробасил Стёпа, вызвав очередную вспышку хохота. Он протянул мне брюки и похлопал дружески по плечу. Я только улыбнулся — действительно, это выглядело комично. Стёпа с его трёхметровым ростом, и я с моими метр восемьдесят. Говорят, что когда-то это был средний рост, но я не очень-то верю. Не может быть, чтобы за пару сотен лет всё так круто изменилось.
— Мужики,— сказал я устало,— выметайтесь поскорее — до взрыва осталось всего десять минут.
Напоминание подействовало, и народ стал собираться активнее. Через пару минут в раздевалке уже никого не было. Я спокойно помылся в умывальнике, причесался, неспеша переоделся в «цивиль». Когда я вышел в коридор — на заводе уже никого не было, никто не толкался и не наступал на ноги, никто не гремел пудовыми ботинками по железным настилам. По всему заводу гудели сирены, моргали аварийные огни, да механический голос передавал обратный отсчёт времени. На стоянке стояла только моя «табакерка», все остальные машины уже разлетелись, и в небе были видны лишь несколько улетающих вдаль точек.
Сегодня мне очень хотелось пораньше уйти домой. Причина была незначительной — маленькие хлопоты перед приездом родных. Но отпроситься у мастера я не мог по той простой причине, что и так слишком часто отлынивал от работы и свой лимит на этот месяц давно уже исчерпал.
Каунтдаун отсчитывал последние секунды, а я оставался по-прежнему спокоен. Сел в своего тёмно-синего «летуна», дверь автоматически закрылась, ремень услужливо застегнулся, и бортовой компьютер дал разрешение на взлёт. «Домой, скорость нормальная, высота средняя»,— сказал я ему в последние пять секунд. Машина мягко оторвалась от поверхности земли, подымая в воздух мелкую пыль. Всё, двадцать минут прошло, но взрыва за ними не последовало.
Машина улетала всё дальше и дальше от завода. Я посмотрел мельком на часы — было ровно 16:00, рабочий день закончился. «Связь с домом»,— сказал я негромко, и через несколько секунд на лобовом стекле появилось призрачное лицо жены.
— Привет, Светик, я уже свободен.
— Отпросился?
— Нет, потом объясню. Вы на стол накрыли?
— Почти. Дед опять забыл, куда фужеры запрятал.
— В подвале посмотрите. Я думаю, они там лежат. В шкафу с инструментами, в маленьком таком чемоданчике, помнишь?
— Ну что бы мы без тебя делали?! Ты скоро?
— Сейчас заскочу по дороге в магазин, возьму, что ты тут назаказывала. Минут через пять-десять буду дома.
— Мы ждём. Пока!
Я связался с магазином и зачитал им список жены, который лежал в моём кармане с самого утра. Через минуту заказ будет упакован в контейнер и выставлен на загрузочную платформу, ещё через минуту я подцеплю его налету и не снижая скорости отправлюсь домой. Дело обычное, ставшее за эти два года рутиной. Поэтому мысли вертелись лишь вокруг происшествия на заводе.
Сегодня моя теория подтвердилась — я на самом деле способен на большее. И простым падением штукатурки на голову мои таланты не ограничиваются. Но об этом — никому не слова, а то ещё меня, чего дорого, за саботаж с завода выгонят. Шутка ли, остановил работу целого предприятия, да и завтра наверняка на весь день объявят выходной — будут искать поломку. Но причину аварийного сигнала они вряд ли найдут…
Нюрнберг
09—10.10.1997